Кирпич. Облицовка камнем. Мокрый фасад. Фасадные панели. Дизайн и декор

Московские сводки сегодня таковы: “Вестник культуры” упомянут в “Новом мире” в разделе “Периодика” (№ 8, 2005); выпускник Литинститута им. Горького стал президентом Монголии; на центральном канале телевидения крутят гламурный сериал о Есенине.
А в библиотеке фонда Солженицына “Русское зарубежье” 26 октября состоялась презентация книги “Родина” Юрия Кувалдина.

Вечер, организованный Ю. Кувалдиным, прошел под знаком выдвижения теории “рецептуализма” и упрочения концепции “Бронзовый век русской культуры”.
Презентация состоялась незадолго до юбилея писателя - 19 ноября ему исполнилось 60 лет. “Улица Мандельштама”, “Философия печали”, “Избушка на елке” и т.д. - сейчас Кувалдиным написано сочинений на десять томов. С 1988 года он является первым частным издателем в СССР, с 1999-го выпускает журнал современной русской литературы “Наша улица”, среди авторов которого можно отметить В. Астафьева, Е. Гришковца, Нину Краснову, П. Филимонова, Е. Лесина, Вл. Новикова, В. Позденева, Анжелу Ударцеву.
Кувалдин одновременно и мастер “чеховского” класса, и мастер бабелевской, а где-то кафкинской иронии. В обыденной речи допускает свободное цитирование Юрия Олеши, Альбера Камю и Йозефа Геббельса. Он декламирует свою прозу, не удостаиваивает любовью поэзию, однако свой рассказ “Савеловский вокзал” пишет гекзаметром.
Выступившие на вечере упомянули повести Кувалдина - “Счастье”, “Юбки”, “Станция Энгельгардтовская”. Последний текст, вместивший в себя результаты реалистической, модернисткой и постмодернисткой эстетик, я отношу, не утруждаясь статейной сдержанностью, к сильнейшему произведению нашего века.
Он носит серый демисезонный плащ, его часто можно встретить во дворике Литинститута. Высокий и бескомпромиссный человек. Упомянув однажды его имя в разговоре с молодым студентом Литинститута, я услышал: “Кувалдин. Кто ж его не знает?”

Вечер вел искусствовед Слава Лён. (В 1955 году вместе с Венедиктом Ерофеевым поступал на филфак МГУ. С 1987 года издает альманах “Нойе руссишен литератур”, в первом же номере которого размещает вступительную статью “Бронзовый век русской поэзии”. Организовал в Москве семинары “Классики Бронзового века”.)
Выступали: поэт Александр Тимофеевский, писатель Сергей Михайлин-Плавский, актер театра Армии Александр Чутко (в 60-х годах он с Кувалдиным занимался в театральной студии Высоцкого), художник Александр Трифонов, иллюстрировавший обложку книги “Родина”, поэт-бард и художник Евгений Бачурин, поэтесса Нина Краснова, поэт-авангардист, эссеист, критик, воспитатель многих московских поэтов - Кирилл Ковальджи, скульптор Дмитрий Тугаринов, солист оркестра Л. Утесова Анатолий Шамаргин и другие.

Вот отрывок из дискуссии.
Слава Лён:
- Все знают о существовании Золотого века русской литературы (Пушкин-Достоевский), Серебряного века (Блок-Мандельштам). Мы же являемся свидетелями Бронзового века русской культуры – с 1953 (года смерти Сталина) – по 1987 год, когда подняли “железный занавес” и появился самиздат. Национальную программу “Бронзовый век русской культуры” исследователи, прежде всего слависты, должны развивать не только в России, но и в Штатах и в Европе. Мы за деревьями не видим леса: из сидящих в этом зале концепцией “Бронзовый век русской культуры” пользуется мало кто. Чем уникален и отличен Бронзовый век от Серебряного? У нас четыре культуры: соцреализм, к которому уже пора относиться серьезно (хотя бы потому что он больше не создается и не воспроизводится), с уникальной, можно сказать, экзотической культурой, спроектированной величайшим искусствоведом, куратором культуры И. Сталиным. Далее - культура андеграунда, неподцензурная, неофициальная… Буферная культура, между андеграундом и соцреализмом, созданная людьми, сидящими меж двух стульев… Наконец, Бронзовый век.
После “Москва-Петушки” я уже 30 лет ищу, как редактор, выдающуюся русскую прозу. У нас есть 15-20 потрясающих поэтов во главе с Бродским, но с прозаиками сейчас тяжело. Роман “Родина” меня просто потряс. Я считаю, что это настоящий шедевр. Это итоговое произведение, закрывающее постмордернизм. После него в постмодернистской эстетике и стилистике никому не рекомендую писать. Придумывайте что-то новое. Об этом романе мы и будем говорить.
Ю. Кувалдин:
- Что такое постмодернизм? Определений существует много, но для меня это понятие раздражительное. Порой отсутствие мастерства авторы оправдывают тем или иным направлением, оправдывая какую-нибудь слабенькую фразу: “Я же постмодернист.
Для меня не существует такой защиты, когда говорят - “я Бальзак, право такое имею: писать одними диалогами”. Для меня существует литература настоящая, первой свежести, по Булгакову. Другой просто нет. Вот и весь критерий. Оцениваем по мастерству – как написано, как сделано. Во главе угла ставлю форму, которая и есть содержание. Форма, которой я пользуюсь – это слова. Как у каменщика есть кирпичи, так и в литературе: все зависит от степени таланта, от уровня мастерства, о чем я постоянно повторяю авторам моего журнала. Прежде всего нужно смотреть, как сделано...
Фабула романа достаточно проста. Героиня (доцент кафедры истории КПСС) в одночасье потеряла все. Гибнет все, с чем была связана ее жизнь. И здесь понятие “Родина” очень многозначно и полисемично. Те социальные факторы, влиявшие на ее мозги, ею совершенно забываются, она попадает в новое пространство, скажем – метафизическое…
Это пространство открывается для нее в реальных, зримых образах. Целая глава посвящена съезду представителей - покойников с московских кладбищ. Умершие в разное время, но ожившие в этот момент, они собираются в театре Красной Армии… Там происходит действо: на сцену выходят – мой любимый Алексей Саврасов, пьяненький, с картиной “Грачи прилетели”, входит Сергей Есенин... В ложе сидит Юрий Нагибин...
Писатель, не постигший систему перевоплощения – не вполне писатель. Писатель – исполнитель всех ролей своих персонажей и одновременно режиссер. Только тогда он достоверен.”
К. Ковальджи:
- Россия нуждается в таких людях, которые сами себя строят. Я свидетель его, Кувалдина, развития. Конечно, он обгонял меня со свистом. Он рос как на опаре. Это явление. Не только собственно писатель, но издатель. По сему поводу он напоминает мне фигуру Синявского… Вот люди, которые умеют не только строить свою судьбу, но и влиять на судьбу других. Они преодолевают ту глухую для литературы полосу, когда кажется, что не видно никакого света впереди…”
Слава Лён:
- Достоевский сказал - “Русскими не родятся, русскими становятся”. Каждый из нас знает, как очищается политура, но никто не знает, кто убил Пушкина… (Хохот и аплодисменты в зале.) Реалистическая проза преодолевается очень редкими талантами. Я предлагаю новый термин “гиперстиль” для тех прозаиков, которые владеют выламывающимся из ряда стилем. Это, прежде всего, Андрей Платонов. “Котлован”, “Чевенгур”, все его рассказы – это гиперстиль. Безусловно, гиперстилем обладал Андрей Белый, недооцененный прозаик Серебряного века, настоящий ренессансный человек. Гиперстилем, конечно, обладал Зощенко, но у него более легкий вариант – сказовый. В Бронзовом веке только феноменальные стили Венедикта Ерофеева, Саши Соколова и автора романа “Родина” претендуют на звание гиперстиля.
В третьем веке мы еще встречали великих греческих философов – Плотина и т.д. И вдруг за четвертый век их как корова языком слизнула. В пятом веке мы уже встречаем чистого византийца, который тысячу лет строит свою цивилизацию. Видимо, что-то такое происходит сейчас и в России. Вся тысячелетняя православная цивилизация была вытоптана. Мы вернулись не в 1907 год – год начала русского авангарда, а вернулись в непонятно что. И поэтому именно художники, а не какие там профессора-социологии способны чувствовать, что с нашей русской цивилизацией что-то окончательно произошло. Слово “Родина”, понятие Родина, трансформируется сейчас в очень стремительном темпе, и нужно очень глубоко осознавать, что Россию ждет в будущем.

Понукают русскую мысль: залежалась, мол, сомлела на печи. Но писатель традиционный, русский мыслитель, преодолевающий немощь, тление литературы, настоящий писатель по природе и кроток и дерзок. Кувалдин выбрал деспотический путь в литературе, и это важно. Он выстраивает своеобычную канву прозы, стиль, новое упорядочивание словесного дела. Что еще противопоставить современному Вавилону, в котором языки смешались в беспардонный кисель? Только новую гармонию, замешанную на классике и модернизме, захватывающую дух, присягающую всемирности и традиции.

БРОНЗОВЫЙ ВЕК — этап истории человечества, характеризующийся распространением металлургии бронзы, бронзовых орудий и оружия в конце 4-го — начале 1-го тысячелетия до н. э. (в отдельных регионах позднее). Ему предшествовал энеолит. Подразделяется учеными на 3 периода: ранний, средний, поздний. В Б. в. развивались скотоводство, земледелие, ремесла; появилась письменность. Сменился железным веком.

В начале бронзового века зона культур с металлом охватывала не более 8-10 млн км², а к его концу их площадь возросла до 40-43 млн км². На протяжении бронзового века происходило формирование, развитие и смена ряда металлургических провинций.

Ранний бронзовый век

Рубежом, отделявшим медный век от бронзового века, был распад Балкано-Карпатской металлургической провинции (1-я половина 4 тыс.) и формирование ок. 35/33 вв. Циркумпонтийской металлургической провинции. В пределах Циркумпонтийской металлургической провинции, доминировавшей на протяжении раннего и среднего бронзового века, были открыты и начали эксплуатироваться меднорудные центры Южного Кавказа, Анатолии, Балкано-Карпатского региона, Эгейских островов. К западу от неё функционировали горно-металлургические центры Южных Альп, Иберийского полуострова, Британских островов, к югу и юго-востоку металлоносные культуры известны в Египте, Аравии, Иране и Афганистане, вплоть до Пакистана.

Место и время открытия способов получения бронзы достоверно неизвестно. Можно предположить, что бронза была одновременно открыта в нескольких местах. Самые ранние бронзовые изделия с примесями олова обнаружены в Ираке и Иране и датируются концом 4 тысячелетия до н. э. Но есть свидетельства и более раннего появления бронзы в Таиланде в 5 тысячелетии д.н. э. Содержащие примеси мышьяка изделия из бронзы производились в Анатолии и по обе стороны Кавказа в раннем 3 тысячелетии до н. э. А некоторые бронзовые изделия майкопской культуры датируются ещё серединой 4 тысячелетия до н. э. Хотя этот вопрос спорный и другие результаты анализов говорят о том, что те же самые Майкопские бронзовые изделия изготовлены в середине 3 тысячелетия до н. э.

С началом бронзового века оформились и начали активно взаимодействовать два блока человеческих сообществ Евразии. Южнее центрального складчатого горного пояса (Саяно-Алтай - Памир и Тянь-шань - Кавказ - Карпаты - Альпы) сформировались общества со сложной социальной структурой, хозяйством, основанном на земледелии в комплексе с животноводством, здесь появились города, письменность, государства. Севернее, в Евразийской степи сформировались воинственные общества подвижных скотоводов.

Средний бронзовый век

В среднем бронзовом веке (26/25-20/19 вв. до н. э.) происходит расширение (в основном на север) зоны, занятой металлоносными культурами. Циркумпонтийская металлургическая провинция в основном сохраняет свою структуру и продолжает являться центральной системой производящих металлургических очагов Евразии.

Поздний бронзовый век

Началом позднего бронзового века является распад Циркумпонтийской металлургической провинции на рубеже 3 и 2 тысячелетий и формирование целой цепи новых металлургических провинций, в разной степени отразивших важнейшие черты горно-металлургического производства, практиковавшиеся в центральных очагах Циркумпонтийской металлургической провинции.

Среди металлургических провинций позднего бронзового века наиболее крупной была Евразийская степная металлургическая провинция (до 8 млн км²), наследовавшая традиции Циркумпонтийской металлургической провинции. К ней с юга примыкала малая по площади, но отличающаяся особым богатством и разнообразием форм изделий, а также характером сплавов, Кавказская металлургическая провинция и Ирано-Афганская металлургическая провинция. От Саяно-Алтая до Индокитая распространились производящие центры сложной по характеру формирования Восточно-Азиатской металлургической провинции. Разнообразные формы высококачественных изделий Европейской металлургической провинции, простиравшейся от Северных Балкан до Атлантического побережья Европы, сосредоточены преимущественно в богатых и многочисленных кладах. С юга к ней примыкала Средиземноморская металлургическая провинция, существенно отличавшаяся от Европейской металлургической провинции производственными приемами и формами изделий.

В рамках мероприятий Года литературы в России 11 июля состоялось незаметное по форме, но грандиозное по смыслу событие: в Тарусе открыт первый в России памятник великому русскому поэту Николаю Заболоцкому .

Инициатор и организатор установки памятника философ, писатель, политолог Александр Щипков выступил на мероприятии с торжественной речью:

Дорогие друзья!

Разрешите мне начать церемонию открытия памятника выдающемуся русскому поэту Николаю Алексеевичу Заболоцкому, проведшему в Тарусе последние годы жизни.

Открытие памятника Заболоцкому включено в федеральный список мероприятий по увековечению памяти русских литераторов, приурочено к Дню города Тарусы и проводится в рамках проведения в Российской Федерации Года Литературы.

Что такое Заболоцкий? Это мегаявление в русской культуре, которое под давлением определённых политических обстоятельств оказалось в тени. Я не буду сейчас говорить, произошло ли это случайно или намеренно, — это не имеет значения. Репрессированный талант. При жизни репрессированный физически, а после смерти фактически вытесненный с литературной площадки.

А ведь Заболоцкий создал новое направление в поэзии. Литературоведы называют его «бронзовым веком» русской поэзии. «Золотой век» русской поэзии — пушкинский, лермонтовский — у всех на слуху. «Серебряный век», к которому Таруса имеет прямое отношение, тоже всем известен. К «Бронзовому веку» относятся поэты, которые родились во время войны, это дети фронтовиков.

Понятие «Бронзовый век русской поэзии» — устоявшееся литературное понятие. А принадлежит оно моему покойному другу ленинградскому поэту Олегу Охапкину . Именно он впервые, в 1975 году сформулировал это понятие в своей поэме, которая так и называется — «Бронзовый век».

После 1945 года, после крови, после страданий, после ленинградской Блокады, после победы над мировым злом игра в салонную поэзию становится неуместной. В русскую поэзию возвращается народная правда, народное страдание. После 45 года советская поэзия становится религиозной поэзией.

Послушайте Охапкина:

Красовицкий, Ерёмин, Уфлянд,

Глеб Горбовский, Соснора, Кушнер…

Макинтошами, помню, устлан

Путь Господень в живые души.

Рейн да Найман, Иосиф Бродский,

Дмитрий Бобышев да Охапкин

Наломали пред Ним березки,

Постилали цветов охапки.

Охапкин описывает Троицу, в храм несут березки. Это день схождения на апостолов Святого Духа. Аллегорическое сравнение. Новый дух сходит на поэтов. Дух искренности, нестяжательства, служения отечеству, а не декадентские игры в столичных салонах.

И пошли по домам поэты.

Те, кто Бога встречали — с миром,

А купцы разбрелись по свету

Золотому служить кумиру.

Разбрели ся по всем дорогам.

Приступили ко всем порогам,

И на бронзовосерых лицах

Тихо бронзовый век горел.

Но поэзии нашей бронза

Над машиною встанет грозно,

Серафически распластав

Огнецветный души состав

И снова про 45-ый год:

Мы стояли на тех гранитах.

Где священная речь убитых

Ваших пращуров, наших лир

Освятила грядущий мир.

Кровь и народная жертва освящают искусство, говорит Олег Охапкин. И заключает:

Эта бронза еще в расплаве.

Но ваятель отливку вправе

Совершить на хозяйский глаз.

Помяните, поймите нас!

Поэзия «бронзового века» была сформирована состоянием опалённости войной. До войны в поэзии было невероятное количество экспериментов, масса всевозможных направлений, игра с формой — дань этому отдал и Николай Заболоцкий, принадлежавший к движению «обэриутов». Но после войны его творчество — это уже совершенно иная поэзия.

Корней Иванович Чуковский , тончайшим образом чувствовавший стиль, язык, талант, сравнивал Заболоцкого с Державиным и Тютчевым . То есть он ставил его в первый ряд русских поэтов. Заболоцкий был одним из первых, кто в своей поэзии дал импульс появлению поэтов «Бронзового века». Это такие имена как Соснора , Горбовский , Кушнер , Кублановский , Бродский , Кривулин , Лён , Охапкин и другие. Николай Заболоцкий был намного старше названных поэтов, он был их учителем, их предтечей, о чем не раз говорил Иосиф Бродский.

Не только он участвовал в формировании поэзии «Бронзового века». Я бы сюда отнёс ещё блистательных Александра Твардовского и Давида Самойлова . Но надо честно признать: Заболоцкий — первый. Его отличительная черта — открытость, полное отсутствие игры в литературу, абсолютная искренность, и почти литургическая глубина. Заболоцкий открыл совершенно новую послевоенную страницу русской поэзии.

Таруса — так уж ей предначертано — имела непосредственное отношение к истокам «Серебряного века» и каким-то невероятным образом имеет прямое отношение и к «Бронзовому веку» русской поэзии — присутствием здесь Николая Заболоцкого.

Здесь, в Тарусе поэт-философ достиг поэтической вершины. Его письмо — абсолютно просто и совершенно. И наполнено евангельской глубиной:

Я сегодня в сообществе прачек,

Благодетельниц здешних мужей.

Эти люди не давят лежачих

И голодных не гонят взашей.

Натрудив вековые мозоли,

Побелевшие в мыльной воде,

Здесь не думают о хлебосолье,

Но зато не бросают в беде.

Это сказано о тарусянах. Это сказано о России.

Это третий памятник, которая наша семья дарит Тарусе. Первый памятник — государственному деятелю, Ивану Цветаеву , который в начале ХХ века фактически играл роль министра культуры, то есть формировал идеологию развития культуры и закладывал основы будущих смыслов России. Второй памятник — полководцу, защитнику отечества — красному командиру генералу Михаилу Ефремову . Третий памятник — поэту, определившему вектор развития русской литературы ХХ и ХХI веков. И не только литературы, потому что понятие «Бронзовый век» будет иметь и социальное и политическое измерение на путях возрождения России.

Мы обязаны вернуть имя Заболоцкого России в полном объеме и звучании. Мы обязаны воздать ему почести и прямо сказать, что это Заболоцкий — первый русский поэт ХХ века. Первый поэт «Бронзового века» России.

Вчера вечером ко мне пришли тарусяне и попросили озвучить их просьбу — присвоить тарусскому Киноконцертному комплексу имя Николая Заболоцкого. И тогда здесь мы откроем первый музей лучшего русского поэта XX века Николая Заболоцкого.

Дорогие тарусяне, мы передаем в ваше хранение этот памятник. Примите его под народное покровительство. Храните его и берегите.

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

HTML-версии работы пока нет.
Cкачать архив работы можно перейдя по ссылке, которая находятся ниже.

Подобные документы

Русская литература 20 века. Вклад в развитие русской литературы Анны Андреевны Ахматовой и ее поэзия. Источник вдохновения. Мир поэзии Ахматовой. Анализ стихотворения "Родная земля". Раздумья о судьбе поэта. Лирическая система в русской поэзии.

реферат , добавлен 19.10.2008


Характеристика русской поэзии серебряного века, наиболее яркие представители которой, определили в значительной мере дальнейшие пути развития русской литературы XX в. Отличительные черты поэзии А.А. Блока. Анализ темы России в лирике К.Д. Бальмонта.

реферат , добавлен 20.06.2010


Место Бориса Пастернака в русской поэзии как значительного и оригинального лирика, замечательного певца природы. Мотивы творчества поэта. Творчество как процесс, выводящий поэта к пониманию последней истины. Лирический герой в произведениях Пастернака.

реферат , добавлен 31.08.2013


Тематическое многообразие русской поэзии. Тема суицида в лирике В.В. Маяковского. Самоубийство как бунт против божественной воли в поэзии. Анализ биографических фактов жизни и творчества поэта Бориса Рыжего. Поэтическое наследие уральского поэта.

реферат , добавлен 17.02.2016


Акмеизм - литературное течение, возникшее в начале XX в. в России, материальность, предметность тематики и образов, точность слова в его основе. Анна Ахматова – представитель акмеизма в русской поэзии, анализ жизни и творчество выдающейся поэтессы.

презентация , добавлен 04.03.2012


Развитие и значение русской поэзии XIX века. Сходства и различия поэзии Некрасова и Кольцова. Жизнь и творчество Никитина. Творчество Сурикова и его современников. Значение творчества крестьянских поэтов в жизни русского общества XIX века.

курсовая работа , добавлен 03.10.2006


Жизненный и поэтический путь Н.М. Рубцова, истоки лирического характера и пейзажная лирика в его поэзии. Мир крестьянского дома, старины, церкви и русской природы - рубцовское понятие Родины. Значение темы дороги для понимания всей поэзии Н. Рубцова.

курсовая работа , добавлен 11.03.2009


Человек и изменяющийся мир в поэзии "шестидесятников". Творчество Б.А. Ахмадулиной в контексте русской лирики 1970-1990-х гг. Концепция мира и человека в поэзии Б.А. Ахмадулиной. Эволюция художественной прозы и лирическая повесть в творчестве поэтессы.

диссертация , добавлен 01.04.2011

Николай Заболоцкий

Первый поэт Бронзового века

Интернет-журнал «Religare»

Беседовал журналист Алексей Гладков

Николаю Заболоцкому выпало открыть в русской поэзии новую эпоху. А помогли ему в этом война и тюремный срок – уверен философ, политолог и социолог религии Александр Щипков.

Маленькую подмосковную Тарусу так и хочется назвать городом-музеем. Здесь жили и оставили свой след Марина Цветаева, Константин Паустовский, Белла Ахмадулина, Святослав Рихтер… Трудно пройти мимо памятника командарму Михаилу Ефремову с надписью «Не предавшему Родину и солдат» – явному антиподу печально известного генерала Власова. Скоро здесь появится памятник ещё одной, может быть, самой загадочной культурной знаменитости – Николаю Заболоцкому. Автор знаменитых «Столбцов», вначале обэриут, затем традиционалист – Заболоцкий прожил в Тарусе последние два года своей жизни. И лишь сегодня мы начинаем осознавать, что это не просто прекрасный русский поэт, но и открыватель целой эпохи – русского Бронзового века.

– Год литературы каждый празднует по-своему. Кто-то проводит фестивали и вручает премии за казённый счет. А вы ставите в Тарусе памятник Заболоцкому на собственные средства…

– Мне нелегко это далось. Во-первых, пришлось идти на самый бюджетный вариант, иначе элементарно не хватило бы денег. Ну и надо было объяснять домочадцам, для чего эта прореха в семейном бюджете.

– Объяснили?

– Да. Супруга и дети поняли и согласились. Но это – семья. А вот некоторые представители гуманитарной общественности обвинили меня в отсутствии, так сказать, идеологической выдержанности в подходе к русской культуре.

– Вот как? Чем же им Николай Заболоцкий не угодил?

– Понимаете, они уверены в том, что в культуре всё должно строиться по некоему плану. И наш XX век обязан соответствовать образу вальяжно-декадентской, холодноватой России. Это такая рафинированная культура, культура под колпаком.

– Мифологизация?

– Ну да. И в рамках этого устойчивого культурного мифа образ Серебряного века – это некая граница культуры и «варварства». Исторический обрыв, после которого вплоть до самого Бродского ничего ценного не могло и не должно было на русской почве произрастать. Это тёмные десятилетия русской культуры, которые следует вычеркнуть из анналов.

– Ахматова и Пастернак жили в это межвременье. И Вознесенский, и Ахмадулина…

– Конечно, замазать целые десятилетия таким штрих-корректором не получится. Но можно создать оптику, в рамках которой часть явлений станет неразличима, сольётся с фоном. Зато другие останутся отчётливыми. И эта оптика – миф о Серебряном веке как осевом времени русской культуры XX века. Желательно сделать вид, что он никогда не заканчивался, даже Иосиф Бродский к нему принадлежит. И вообще никакого «после» не может быть – только отголоски, подражания. Для этого линия литературной преемственности сознательно описывается как инерционная и подражательная.

– И что в итоге происходит?

– Формируется некий культурно-исторический «шовинизм». С точки зрения которого любое продолжение – это доживание, шлейф, свечение отражённым светом. Поэтому Ахматова и Пастернак как бы продлевают Серебряный век. С этой точки зрения ценно лишь то, что наследует эпохе поэтических салонов или подражает великим. Поэтому, скажем, памятник Марине Цветаевой вписывается в этот формат. Вписывается и Белла Ахмадулина в силу явных следов цветаевского влияния. А вот Заболоцкий – лишний, чужой. Получается сегрегация, рассечение культуры.

– Вы полагаете, что памятник Заболоцкому поможет преодолеть это рассечение?

– Этим я хочу указать на необходимость преодоления разрыва традиции. Нельзя адаптировать и корректировать традицию под требования момента. Что-то стереть ластиком, а что-то оставить. Такие опыты с литературой опасны, они искажают культурную историю народа.

– Это напоминает практику советского времени, не находите?

– Это она и есть. Меняется только знак, а метод культурных «чисток» остаётся в силе.

– Как выглядит сегодня культурный ландшафт Тарусы?

– Здесь лежит «камень» Марины Цветаевой – с ней связан уже довольно старый культ. Существует музыкальный культ Святослава Рихтера, два раза в году проводятся «Рихтеровские фестивали» очень-очень хорошего уровня. В их тени находятся другие тарусяне – Паустовский, Ахмадулина, Борисов-Мусатов, Иван Цветаев, Эфрон, Виноградов и многие другие. В центре города стоит памятник генералу Михаилу Ефремову, и жители Тарусы хорошо знают, в чём его заслуга. Но очевидно, что без Заболоцкого этот ряд будет неполным. Я выяснил, что примерно в двадцати городах России есть улица имени Анны Ахматовой. И только в одном маленьком городе – Уржуме – существует улица имени Николая Заболоцкого. Я не хочу как-то умалить Анну Андреевну, но я против умаления Заболоцкого.

– Как Заболоцкий воспринимается сегодня?

– Его знают, и знают хорошо, но как-то однобоко. Например, как человека, который переложил «Слово о Полку Игореве». Переводчик, интерпретатор – это висит в воздухе. Знают его как обэриута и сотрудника журналов «Ёж» и «Чиж». Как веселого экспериментатора, чудаковатого, талантливого и немного несчастного человека. Цитируют стихотворение про девочку Марусю, про прачку и алкоголика, которые жили в доме напротив. Изредка вспоминают о том, что он маялся в сталинских лагерях. И это всё. А ведь это номер один в русской поэзии XX века.

– Не преувеличиваете?

– Нет. Талантливых в XX веке много, но я не об этом, а о его уникальном положении в культуре. Заболоцкий прожил две жизни: до и после лагеря, до и после войны. И на этом переломе в его поэзии произошли большие изменения. Она наполнилась новыми, субрелигиозными смыслами. Тем не менее Заболоцкого по инерции продолжают считать поэтом начала XX века. Но ведь он одновременно и первый поэт второй половины столетия, то есть Бронзового века.

– Кто был создателем термина «Бронзовый век»?

– Среди поэтов – Олег Охапкин. А в литературоведении это понятие восходит к трудам известного исследователя и архивариуса русской поэзии Славы Лёна. Это совершенно уникальный человек, защитивший три докторских диссертации, – географ, философ, искусствовед и поэт. Он родился в 1937 году. А в 1990?е Лён методично ходил на поэтические конференции, приносил с собой ватманские листы, на которых отмечал фломастерами все фигуры и вехи литературного процесса. Согласно его классификации Бронзовый век начался в 1953 году со смертью Сталина и закончился в 1991?м. Хотя вторая граница не столь очевидна.

– 1953?й и 1991?й… Почему такие границы?

– В 1991?м «осень застоя» уступила место железному веку коммерции, и это отразилось на литературном процессе. Смерть Сталина – это тоже понятно. Начиналась новая эпоха. К этому моменту остаточные явления Серебряного века уже не делали погоды. Смена парадигмы ускорилась под влиянием военной темы. «Вставай, страна огромная!» Тут уж не до искр снега на зубцах акмеизма… Хотя по большому счёту Серебряный век закончился сразу после революции. Это такая предреволюционная штука. Футуризм, конструктивизм убили эстетику Серебряного века. Кружева декаданса расползаются и сгорают в огне футуристических домен.

– Великий перелом во всём?

– Так сложилось. Футуризм – это переходное состояние: уже не серебро, но ещё не бронза. Скорее, выгорание. Динамическая пауза в смене эпох.

– А Заболоцкий?

– Он оказался связующим звеном довоенной и послевоенной лирики и стал родоначальником поэтического взрыва 1960–1970?х, то есть открыл нам ворота в Бронзовый век. Он сам переплавился – если использовать «металлическую» метафору, – и это говорит о его огромном таланте.

– Какова же тогда роль знаменитых поэтов эпохи Политеха?

– Я бы всё-таки провёл черту, не обидную, но важную. Есть поэты Бронзового века, а есть – Политехнического музея. Причём необязательно те, кто в нём выступал, ведь они могли жить в других городах и вообще не появляться в Москве. Но это лейбл. Это публицистическая поэзия, на которую возник запрос сверху. Не «ворованный воздух», а разрешение дышать от сих до сих, что-то лицензионное.

– Бронзовый век в разрешениях не нуждался?

– Поэты Бронзового века вообще не нуждались в отмене каких-то запретов. Они руководствовались иными мотивами. Автор термина поэт Олег Охапкин написал в 1975 году стихотворение под названием «Бронзовый век». Там речь идёт о поэтах, которых коснулся Христос. Они вновь почувствовали Божье дыхание. Вернули жизни религиозную составляющую, которая была утрачена в декадансе, отвергнута в футуризме и сходила на нет в советской литературе. Но после войны это чувство всколыхнулось.

– Что этому способствовало?

– Война и Победа. Ведь это возврат к теме Христа и Голгофы, и неважно, Сталин это делал или не Сталин. Даже тех, кто был прикормлен властью, но при этом честен и талантлив, как Твардовский, – их, конечно, война разбудила. Это было неизбежно. Это шло снизу. Просто люди под огнём в окопах становились верующими, людей перепахало. И они оказались готовы к новой встрече с Богом. А в случае с Заболоцким сложились воедино война и лагерный срок. И то и другое было его личной Голгофой.

– Почему эпоха называется Бронзовым веком, а не очередным «измом»?

– Хороший вопрос. Это ведь не только универсальная хронология, но и символ. Бронза – горячий металл, похожий на золото. А серебро – металл холодный, белое с чёрным: «И серебряный месяц ярко / Над серебряным веком стыл». Бронза, когда плавится, переливается всеми оттенками. И вот Олег Охапкин вольно или невольно противопоставляет новую веру остывшему, леденящему декадансу. Пусть эта вера нецерковная, пусть это субрелигиозность. Неважно. Но у Охапкина открываются царские врата – и Христос входит в сердца. А дальше зёрна отделяются от плевел.

Он исторгнул из Храма лишних.

Торговавших талантом, чтобы

Воцарился в сердцах Всевышний,

А в торгующих – дух утробы.

И пошли по домам поэты.

Те, кто Бога встречали – с миром,

А купцы разбрелись по свету

Золотому служить кумиру.

Разбрелися по всем дорогам.

Приступили ко всем порогам,

И на бронзовосерых лицах

Тихо бронзовый век горел.

– Охапкин так изображает внутреннюю эмиграцию советской богемы?

– Не всей, а лучшей её части. И эту эмиграцию он видит как уход от мира. Советскость напоминает чем-то атмосферу Римской империи, таких параллелей и у Бродского много, в «Письмах римскому другу», например… Но поэты уходят в служение, а не в монастырь. Они образуют общину подобную апостольской. Там и русские, и евреи, и татары. Виктор Ширали, по-моему, вообще узбек. Христов интернационал. «Несть ни еллина ни иудея», все равны. Поэзия – их молитва.

– Это религиозная община?

– Практически. Они себя так чувствовали. Здесь явное двоемирие: вот земное – вот небесное, вот Бог – вот Мамона.

– А Серебряный век?

– Это оккультная, искорёженная религиозность. Как они говорили? «Соединим Христа с эросом», «Откажемся от синоптиков». Всё это очень далеко от Бога.

– А вот романтизм золотого века – скажем, лермонтовский, байронический – он всё равно «золотой»?

– Понимаете, на самом деле даже богоборчество лежит в русле библейской традиции. Оно возможно, когда Бог рядом. А у Серебряного века придуманный бог, это минус-религиозность. Богоискательство, богостроительство – это упражнения в мистицизме без веры. Потом наступает период конструктивизма, где следов религиозности не будет вообще. Будет энергия разрушения и обновления, за которой – пустота. Пройдёт «безрелигиозный» период – и именно в лице Заболоцкого начнётся новая эпоха, напоминающая позапрошлую.

– Бронзовый век – это перекличка с Золотым?

– Не просто перекличка, а наследование, хоть и через поколение. В поэзии Охапкина, Бродского, Рейна, Кривулина, Липкина, Лиснянской, Чухонцева, Седаковой слышны голоса Пушкина, Тютчева, Баратынского. В цвете бронзы есть частица золота.

– И у Заболоцкого?

– Конечно. Заболоцкий после тюрьмы приходит к субрелигиозности в творчестве. В его стихах становится ощутимой подвластность мира высшему закону.

– Он приходит к этому раньше современников Охапкина.

– Именно так. Поэтому Заболоцкому и достались ключи от Бронзового века. Он открыл этот век. Стал родоначальником новой искренности и новой глубины. Это такое литургическое чувство, «размешанное» в картине мира. Как внутренний свет. Поэт, которому он светит, становится миссионером. Он чувствует: мне есть, что сказать всерьёз. Не публике, которая в зале сидит или книжку читает, а поверх голов. Это незаметное пророчество.

– Эстрадники Политеха никогда не пророчествовали?

– Они не могли, поскольку находились в той же ситуации, что и официальная поэзия. Это был просто второй официоз, альтернативный. И он тоже имел свой формат. Вознесенский играет в футуризм. Почему? Потому что Маяковский – это символ, и подражание ему давало карт-бланш на эксперимент в известных рамках. Но по сути это был шаг назад, а не вперёд.

– Таков удел всей советской литературы?

– Нет такой литературы. Есть русская литература советского периода. «Советская литература» – миф, который был выгоден вначале советской власти, а затем её противникам. Он помогал отделять удобных от неудобных, «агнцев» от «козлищ». Понятно, что авторов ранга Пастернака стремились записать в святцы обе стороны. Понятие «поэт Серебряного века» со временем стало играть точно такую же роль: из термина оно превратилось в знак качества. Точнее, доброкачественности. Стало синонимом «поэта первого сорта». При этом Твардовский, Самойлов, Слуцкий или мощнейший Багрицкий считались поэтами классом ниже, хотя того же Багрицкого, например, Бродский называет в числе своих учителей. В какой-то мере выручало совпадение хронологии и вкусовых критериев. Но это не всегда срабатывало.

– Да уж, назвать Пастернака «советским» в 1990?е язык не поворачивался.

– Как можно-с! Ещё сложнее было с поэтами андеграунда, сформировавшимися в советскую эпоху.

– А сегодня?

– Сегодня в целях той же самой селекции понятие «Серебряный век» стремятся расширить. А его границу – передвинуть как можно дальше по исторической шкале, к Бродскому и даже за Бродского. Но здравый смысл подсказывает, что деление это ущербное – идеологически мотивированное и кастовое.

– Вернёмся к памятнику Николаю Заболоцкому. Когда он появится?

– Скоро он будет готов в бронзе. Работа, на мой вкус, очень хорошая. Автор памятника – Александр Дмитриевич Казачок, который уже сделал нам в Тарусе две работы: памятники Ивану Цветаеву и генералу Ефремову. Он изобразил Заболоцкого таким, каким он был сразу после лагеря, примерно сорокалетним. И сумел передать его особое состояние – сочетание простоты, открытости, ума и доверчивости. Заболоцкий у него почти улыбается, но улыбаются глаза, а не губы. Удивительное состояние.

– Почему роль памятников сегодня снова возрастает?

– Потому что начинается возвращение традиции. Потому что, как говорил великий Конёнков, «без скульптуры народ превратится в быдло». Историю культуры надо возвращать и расставлять всех по местам. Не надо никого скидывать с очередного корабля современности. Например, Рождественский с Вознесенским тоже яркие поэты, и им тоже надо воздвигать памятники.