Георгий Михайлович Паршин родился в семье крестьянина. По национальности русский. Член КПСС с 1942 года. В 1936 году окончил школу инструкторов-летчиков ГВФ, а затем Высшую парашютную школу. Работал в Гражданском воздушном флоте. В Советской Армии с 1941 года.
В 1946 году майор Г. М. Паршин уволился в запас по болезни. По выздоровлении он работал в Гражданском воздушном флоте, а затем летчиком-испытателем.
Слава храброго и неутомимого летчика-штурмовика пришла к Георгию Паршину с первыми же его полетами на Ленинградском фронте.
На вид несколько старше своих лет, невысокий, стремительный, с размашистыми движениями, с золотым чубом, упрямо спадающим на лоб, казалось, он не мог существовать вне боя.
У меня свои счеты с гитлеровцами, - сказал как-то Паршин своим боевым друзьям. - Они сожгли мою деревню Сетуху под Орлом, спалили мой дом, выследили моего отца-партизана, расстреляли его...
Но особенно острой болью и негодованием наполнялось сердце Георгия Паршина при мысли о том, что переносил осажденный Ленинград. Он, воин, близко видевший смерть на фронте, все же не мог без содрогания думать о тех пытках голода и холода, каким подвергались жители героического города, о ежедневных обстрелах Ленинграда вражескими минометными и артиллерийскими батареями.
Мы должны обнаружить и подавить огневые точки врага, - говорил Паршин летчикам своей эскадрильи, отправляясь на боевое задание в один из январских дней 1944 года.
Как всегда в минуты большого душевного волнения, он произносил слова быстро и отрывисто. В ответ ему раздалось дружное:
Понятно!
По самолетам!
Паршин подошел к своему штурмовику. На этой машине, уже будучи командиром эскадрильи, воевал он на Северном Кавказе. На ней вот уже более полугода летал на Ленинградском фронте. Он полюбил свой самолет за маневренность и прекрасное вооружение.
Взметая густые облака снежной пыли, штурмовики с ревом оторвались от земли. Паршин летел во главе эскадрильи. Все отчетливей очертания Ленинграда. И, всматриваясь в них, Паршин с особенной ясностью понимал, что, защищая Ленинград, он защищает все, что дала ему, крестьянскому парнишке, революция. В заявлении о вступлении в партию, поданном в дни боев за Северный Кавказ, Георгий писал: «...если я не вернусь из боя, прошу считать меня коммунистом...» И сейчас он вновь и вновь чувствовал, что его сердце большевика, все искусство летчика принадлежит его народу, Родине, партии.
Вот и Ленинград - белый, озаренный вспышками взрывов вражеских снарядов, но все такой же величественный, непобедимо прекрасный.
Отчетливо выделялись на горизонте пулковские высоты. Паршин вел эскадрилью на Пушкин, откуда, по данным службы наблюдения, били дальнобойные батареи гитлеровцев. Скоро около самых крыльев самолетов замелькали огненные шары.
Линия фронта!
Самолеты набрали высоту. Легкие слоистые облака скрыли от летчиков землю. Паршин вывел эскадрилью из облаков над районом, где были расположены бившие по Ленинграду орудия.
Ложбины, бугры - все покрыто снегом. Ничего не различить внизу. Но вдруг под самыми крыльями вспыхнула короткая молния. Орудие!
Приготовиться к атаке! - скомандовал Георгий своей эскадрилье.
Сквозь стекло кабины летчик видел надвигавшуюся на самолет белую, заснеженную землю. Его зоркий глаз ясно различил какой-то чуть темневший на снегу квадрат.
Быстрый нажим пальцев на маленькие светящиеся кнопки, и от самолета отделились снаряды и бомбы. Почти у самой земли Паршин вывел машину из пике и снова набрал высоту. Он повел эскадрилью в новую атаку, и только когда внизу, на месте темного квадрата, заходили волны огня и дыма и бившая по Ленинграду фашистская «точка» замолкла, он подал команду:
Началось наступление на Ленинградском фронте. Паршин вел свою эскадрилью курсом Красное Село - Ропша. Густые снеговые облака прижимали самолеты к земле. Мокрый снег залеплял стекла машин. Но и сквозь белесую мглу острый взгляд летчика различил цель - танки врага, обстреливавшие наши танки.
Заходим «тиграм» с тыла! - дал Паршин команду своим ведомым.
Он поймал в перекрестье прицела башню головного танка и, спикировав, сбросил на него первые бомбы. Паршин сфотографировал самый большой костер, возникший на месте головного танка, и, вернувшись на свой аэродром, доложил командиру полка:
Цель уничтожена. Танки противника горят!
И когда командир ответил ему: «Передохни», - Георгий воскликнул:
Да какая же может быть передышка, когда такие дела творятся?!
Паршин вылетел со своей эскадрильей на штурмовку немецких танков во второй, в третий, потом в четвертый и уже на рассвете нового дня - в пятый раз. Так летал он в первый день, так летал во все последующие дни наступления.
Наконец-то! - обрадованно воскликнул он, получив задание уничтожить последние бьющие по Ленинграду батареи.
Враги нас не ожидают. Выходим из-за облаков! Атакуем с тыла! - звучал в шлемофонах летчиков его отрывистый, охрипший от перенапряжения голос.
Он первым ввел в пике свой штурмовик и сбросил бомбы на вражеские батареи.
- «Огонь 25!», «Огонь 25!» - принял он по радио свои позывные.
Повторите заход! - услышал он команду.
Теперь снаряды гитлеровцев рвались около самых самолетов. Но Паршин, искусно лавируя между огненными шарами разрывов, повел своих штурмовиков на повторный заход.
Сделайте возможно больше атак! - просила «земля».
И Георгий снова и снова вел свою группу в атаки...
Когда последние вражеские орудия превратились в груды металла, он вздохнул облегченно. В Красное Село входили советские танки.
А вечером в одной из загородных дач, где жили летчики, Георгий делился со своим другом Андреем Кизимой впечатлениями боевого дня.
Вот мы и наступаем, - говорил он. - Скоро я найду на Орловщине свою мать, а ты у себя на Украине - брата.
Непременно разыщем, - улыбался Андрей. Нет на свете дружбы крепче и беззаветней, чем дружба людей, вместе смотревших в лицо смертельной опасности. Такая беззаветная фронтовая дружба связывала Георгия Паршина с Андреем. Часто, когда тяжелые снеговые облака заметали небо и нельзя было даже представить себе, как можно вести в такую погоду самолет, Паршин и Кизима вместе вылетали на разведку. В одной из разведок, когда летчики уже закончили фотографирование вражеских укреплений под Кингисеппом, разорвавшийся зенитный снаряд пробил плоскость и хвост самолета Кизимы.
Держись ко мне ближе, Андрей, - крикнул ему по радио Паршин. - До линии фронта недалеко. Дотянем!
И два штурмовика, один невредимый, другой с перебитым крылом и поврежденным хвостовым оперением, прижавшись друг к другу, словно связанные какими-то невидимыми нитями, летели через линию фронта... И там, где на их пути начинали рваться огненные шары вражеских снарядов, самолет Паршина прикрывал своим крылом раненую машину друга.
И вот новое утро, и оба командира повели эскадрильи на штурмовку большой группы немецких танков. При выходе из атаки на них из-за облака выскочили шесть тупорылых немецких истребителей.
Отбивай «фоккеров»! - крикнул Паршин своему стрелку Бондаренко. И как бы в ответ на его команду в воздухе перевернулся и окутанный дымом пошел к земле вражеский истребитель.
Все дальнейшее произошло молниеносно: на штурмовик Паршина ринулся другой истребитель, но в тот же миг на него обрушилась длинная пулеметная очередь штурмовика Кизимы.
Андрей! - узнал Паршин машину друга. - Спасибо! Выручил!
Второй «фокке-вульф», разламываясь на части, летел к земле.
Паршин снова ударил по танкам. Самолет его сильно тряхнуло, и пулемет стрелка замолчал. Было ясно, что его штурмовик подбит.
Другой снаряд ударил по рулям управления. Острая боль обожгла лицо и правую руку Паршина. Он с трудом перевел штурмовик в горизонтальный полет.
Только бы дотянуть до липни фронта. Всего десять километров, не больше. Но фашистские истребители упорно преследовали его. Рули управления уже не подчинялись летчику. Едкий дым окутал кабину, со страшной скоростью приближалась земля. Внизу чернел лес...
Паршин не вернулся из полета. Но сама мысль о том, что он мог погибнуть, казалась в полку неправдоподобной, и ни командир, ни летчики не уходили до поздней ночи с летного поля, дожидаясь, что вот-вот Георгий прилетит.
Уже стемнело; техники замаскировали на ночь машины, а Паршина и его стрелка Бондаренко не было.
В этот день полк получил несколько новых штурмовых машин. Одна из них особенно привлекла внимание летчиков. На правой стороне ее фюзеляжа крупными красными буквами была выведена надпись: «Месть Бариновых», на левой - «За Ленинград». Как сообщало командование, эта машина была построена на средства двух ленинградок Бариновых - Прасковьи Васильевны и ее дочери Евгении Петровны - служащих одной из ленинградских поликлиник. Они внесли в Госбанк на постройку штурмовика имевшиеся у них сбережения. В письме в полк патриотки просили вручить этот штурмовик самому храброму летчику.
«Пусть летчик нашего самолета не забудет о мучениях, перенесенных нами, ленинградцами! - писали Бариновы. - Пусть не дает он врагу покоя ни в воздухе, ни на земле! Пусть освобождает от фашистских орд родную землю».
И мысли летчиков, читавших это письмо в землянке командного пункта, вновь и вновь обращались к Паршину. Вот если бы он вернулся!..
Усталые, с окровавленными повязками на лицах, в ссадинах и ожогах вошли Паршин и Бондаренко в землянку КП.
Георгий! - воскликнул Кизима, бросившись к другу.
Спасибо тебе за сбитого «фоккера», а то, кто знает, может, и не вернулся бы... - сказал Паршин. И тотчас же зазвучал в землянке его отрывистый голос, рапортовавший командиру:
Наш подожженный немецкими истребителями штурмовик упал на лес. Деревья амортизировали удар. Мы успели выскочить! Самолет взорвался... Встретили в лесу разведчиков. Пошли с ними за «языком». Они нам помогли.
И, закончив рапорт, спросил командира:
На какой же машине я полечу завтра, товарищ майор?
Обсуждая вопрос, кому вручить штурмовик «Месть Бариновых», командование части остановило свой выбор на Георгии Михайловиче Паршине.
Летчик заканчивал осмотр новой машины, когда по аэродрому пронеслась весть:
Приехали Бариновы! Приехали хозяйки самолета!
Вместе с командиром полка подошли они к самолету.
Товарищ майор, разрешите мне пролететь с ними над Ленинградом, - неожиданно для себя обратился Паршин к командиру.
Получив разрешение, Георгий усадил Бариновых в кабину стрелка и так бережно, как только мог, оторвал штурмовик от земли. Он пролетел со своими пассажирками над серебристой излучиной Невы, над проспектами города. Потом развернул машину в сторону аэродрома и осторожно повел ее на посадку.
Вариновы провели весь день в дружной семье летчиков.
Никогда ни одна машина не была так дорога Паршину, как эта. Она была для него символом неразрывной связи и единства народа со своей армией. Он попросил полкового художника нарисовать на левой стороне фюзеляжа, рядом с надписью «За Ленинград», контур Петропавловской крепости и стрелу. На правой стороне, рядом с надписью «Месть Бариновых», - четыре красные звезды - счет сбитых им самолетов.
И хотя, как говорил Георгий, не всегда выпадает такой праздник штурмовику, чтоб вражеский самолет сбить, однако в первый же свой вылет на новом самолете, совершая «прогулку» на разведку вражеского аэродрома, он увидел выскочивший из-под его крыла длинный самолет с синей свастикой на фюзеляже. Разведчик! Нажим на гашетки пулеметов и пушек, и самолет противника пошел к земле. В этот день на самолете «Месть Бариновых» появилась пятая красная звезда.
Эскадрилья Паршина вела непрерывные бои. Георгий отыскивал вражеские машины, танки, самоходные орудия и, пикируя на «цель», уничтожал ее. Он наносил удары по вражеским аэродромам именно тогда, когда там было больше всего самолетов. Не давая им взлетать, сбрасывал он свой разящий груз на летное поле врага до тех пор, пока оно не превращалось в бушующее море огня.
Паршин всегда появлялся там, где больше всего нужна была его помощь. На имя командира полка стали приходить телеграммы и письма от пехотинцев, артиллеристов, танкистов. Все они благодарили летчика Паршина за помощь в бою. «Мы узнаем его самолет с земли», - писали они.
В августе 1944 года, незадолго до Дня авиации, в жизни Паршина произошло огромное событие. Указом Президиума Верховного Совета СССР ему было присвоено звание Героя Советского Союза.
Ты понимаешь, Андрей! - говорил он, обнимая Кизиму. - Ты понимаешь, что это для меня значит?! Меня теперь только пусти, я бы все главное фашистское логово раздолбал.
Он рвался в бой. Но получил строгий приказ командира полка - сутки отдыхать.
Уж если пошло на то, чтобы отдыхать, - сказал Паршин, - разрешите в Ленинград слетать, товарищ командир!
Получив разрешение, он полетел в Ленинград.
Внимательно вглядываясь в черты города-героя, Паршин шел по чисто прибранным улицам, по Театральной площади, мимо поврежденного фашистской бомбой и уже стоящего в лесах здания Театра оперы и балета имени С. М. Кирова. Затем свернул на проспект Маклина, нашел нужный ему дом, постучал в квартиру Бариновых.
Бариновы встретили его, словно родного. Долго беседовали они в тот вечер.
У меня есть две мечты, - говорил им Паршин. - Первая - долететь на вашем самолете до самого Берлина и рассчитаться с фашистами за все, что перенесли ленинградцы.
А вторая?
Вернуться в Ленинград...
Наступление войск Ленинградского фронта становилось все стремительней. Теперь эскадрилья Георгия Паршина летала над городами, деревнями и хуторами Советской Эстонии.
Радио приносило на пункт управления боем голос Паршина:
Враг бежит. Подготовьте горючее для моей машины!
Слишком уж низко летаете, товарищ капитан! Верхушки деревьев в радиаторе машины привозите, - удивлялся старый техник, снимая с самолета Паршина березовые ветки.
С наслаждением раскуривая после ужина крепкую папиросу, Паршин стоял на крыльце бревенчатого домика, в котором жили командиры эскадрилий. Подставив разгоряченное лицо свежему влажному ветру, смотрел он на белевшие неподалеку чуть освещенные луной избы эстонских крестьян.
Заново жить начинают. Хозяйство свое налаживают.
Внезапно со стороны аэродрома раздались сильные залпы.
Таллин взят! Взят Таллин! - донесся до его слуха чей-то возбужденный голос. И одновременно кто-то сунул ему в руку письмо в большом самодельном конверте.
Он прочел его тут же при свете карманного фонарика.
«Мне построили новый дом вместо спаленного гитлеровцами. Когда же ты приедешь, сынок? Хотя бы на денек на родину вырвался», - писала Георгию мать.
И в ночи, озаренной вспышками праздничных ракет, он ясно увидел ее - сгорбленную, поседевшую, думающую о нем день и ночь, день и ночь... Видел свою деревню Сетуху такой, какой она была раньше, - с яблоневыми и грушевыми садами, бревенчатыми избами, обнесенными свежевыкрашенными заборами, золотистые волны хлебов на колхозных полях...
Он пошел в свою комнату и на листке блокнота написал размашистым почерком:
«Погоди еще немного, мама. Сегодня мы взяли Таллин! Остались считанные часы, и освободим всю Эстонию. Скоро я буду воевать в Германии. А там и домой».
На последний отбитый у гитлеровцев аэродром штурмовики сели прежде, чем команды обслуживания успели туда доставить горючее и боеприпасы.
Вот что, орлы! - подошел Паршин к своим летчикам. - Получен срочный приказ прикрыть наш десант при высадке на остров Даго!
На чем полетим? Нам даже машины заправить нечем! - заволновались летчики.
Ничего, - сказал уверенно Паршин, - Я уже договорился с командиром. Одну шестерку поведет Кизима, другую - я. Мы перельем остатки горючего из баков всех машин в наши самолеты. Заберем все оставшиеся снаряды. Не страшно, что неполный комплект!..
Советские катера были уже в море, когда над ними появились две группы штурмовиков. И тотчас же с темневшего впереди острова Даго по катерам открыли огонь вражеские орудия. Около самых бортов, высоко вздыбив воду, разорвалось несколько снарядов.
Паршин и Кизима метнулись к острову и резко спикировали на две бившие по катерам батареи. Батареи смолкли.
Но Паршин знал, что, как только катера подойдут к острову, батареи вновь откроют по ним огонь. Чтобы обеспечить успех десанта, надо перехитрить врага.
Ставь свою шестерку в оборонительный круг. Я свою тоже поставлю, - сказал он по радио Кизиме. - Будем атаковать вхолостую. Снаряды беречь на крайний случай!
И две группы штурмовиков во главе со своими командирами закружились над позициями противника. Все круче пикируя на батареи, они совершали заход за заходом, парализуя волю врага стремительностью своих атак.
Лишь когда все десантники высадились на остров, на батареи врага обрушились последние снаряды советских штурмовиков.
В дни боев за освобождение Советской Эстонии майор Георгий Михайлович Паршин был назначен командиром полка. Паршин знал, какая огромная ответственность ложилась на его плечи.
И он, летчик-коммунист, воспитанный большевистской партией, отдавал делу победы весь свой опыт, все свои силы.
Вместе с другими авиационными частями Ленинградского фронта штурмовики перелетели к границам Восточной Пруссии.
Бои шли в направлении Кенигсберга. Паршин прорывался со своими летчиками сквозь заслоны гитлеровцев и, теряя счет атакам, штурмовал самые упорные «цели», уничтожал орудия, эшелоны, поджигал танки, пытавшиеся остановить движение советских войск.
В один из самых напряженных дней наступления он собрал командиров эскадрилий на командном пункте.
Крупная немецкая группировка юго-западнее Кенигсберга прижата к морю нашими войсками, - разъяснял он летчикам новую задачу. - Мы должны помешать группировке перебраться в порт Пиллау. Вместе с артиллерией ударим по всем плавучим средствам. Предупреждаю, будем сбрасывать бомбы замедленного действия, чтобы не задело самолеты взрывной волной, летать будем низко.
Штурмовики подлетели к порту Розенберг, когда десятки барж, катеров, самодельных плотов и лодок отплыли из порта, стараясь добраться до косы в заливе Фриш-Гаф.
Атакуем головное судно, - приказал Паршин своим штурмовикам, - Бьем бронебойными.
Выводя самолет из пике, видел, как бомбы проломили палубу. Значит, как только штурмовики повторят удар и наберут высоту, в трюмах произойдут взрывы.
Теперь на баржу! Бьем осколочными!
Новая серия бомб. Новый набор высоты. Новая цель - катер!
Долго отражалось в воде зарево от горящих катеров и барж.
В один из боевых вылетов в район Гольдапа был тяжело ранен Андрей Кизима. На маленьком учебном самолете Паршин увез своего друга в госпиталь в Каунас.
После лечения в госпитале по приказу командования Кизима должен был отправиться в санаторий. Война для него кончалась. В госпитале, сидя около койки раненого друга, Паршин старался не выдавать своего волнения и без того огорченному Кизиме.
Да что ты расстраиваешься, Андрей, - утешал он друга. - Ведь ты войну не где-нибудь, а в Восточной Пруссии, в логове зверя, заканчиваешь.
Вернувшись на аэродром, Паршин сразу же собрал летчиков кизимовской эскадрильи.
Вот что, орлы, - обратился он к ним, - вашему командиру надо лечиться и поправляться. А вам - громить врага так, как если бы он был с вами. В первый же боевой вылет я поведу на задание и вашу эскадрилью, вместе со своей.
Начинался штурм Кенигсберга.
Кенигсберг - оплот эсэсовцев - доживал свои последние часы. Гитлеровцы, окруженные со всех сторон советскими войсками, уже отрезанные от порта Пиллау, превратили в опорный пункт каждый дом. Они били из множества орудий по аэродромам, на которых теперь базировались советские летчики, по наступавшей советской пехоте и танкам.
Искусно лавируя между трассами зенитного огня, Паршин пикировал на бившие по советским войскам орудия.
Он разрабатывал с командирами эскадрилий план выполнения очередного задания, когда его позвали к телефону.
Говорит начальник штаба дивизии. Сейчас получена телеграмма. Поздравляю с присвоением вам второй раз звания Героя Советского Союза! - услышал Паршин в телефонной трубке.
Служу Советскому Союзу! - ответил Георгий.
Радость Георгия Паршина была особенно полной, так как в этот же день, 19 апреля 1945 года, было присвоено звание Героя Советского Союза его другу Андрею Кизиме.
Наступил великий день победы над фашистской Германией.
Украсьте все самолеты живыми цветами, - приказал летчикам Паршин, - сегодня, в День Победы, мы совершим двухтысячный по счету вылет нашего полка.
Над городами Германии навстречу солнцу большим пеленгом летели штурмовики за своим командиром.
По команде «огонь» летчики нажимали кнопки бомбосбрасывателей, и с весеннего неба на улицы немецких городов падал многоцветный дождь листовок, в которых советское командование возвещало о полной капитуляции гитлеровской Германии.
Маленький связной самолет доставил на аэродром почту и газеты. Развернув первомайский номер армейской газеты, Паршин увидел опубликованное там письмо Бариновых к нему.
«Дорогой Георгий Михайлович! Поздравляем Вас с большой наградой, - писали ленинградки. - Вы теперь дважды Герой Советского Союза. Мы гордимся этим. Очень приятно, что, воюя на самолете «Месть Бариновых», Вы стали таким известным человеком. У нас в Ленинграде весна. Небо чистое, ни облачка, и солнце начинает припекать. Радостно смотреть, как расцветает наш Ленинград. На улицах уже не увидишь заколоченных досками и засыпанных песком витрин. Сегодня объявили, что отменяется светомаскировка и разрешается круглосуточное движение по городу в майские дни. Как засияет наш Ленинград, отражая в Неве столько огней!»
В тот вечер Паршин писал в Ленинград:
«Добрый день, дорогие хозяева моей любимой машины, на которой я закончил битву с фашистской Германией. Я получил через «Боевую тревогу» ваше письмо. Очень вам благодарен.
За время войны я сделал 253 вылета на штурмовку, из них более 100 вылетов на подаренной вами машине, штурмовал крепости врага, жег танки, топил баржи, в воздушных боях сбивал самолеты противника.
Поздравляю вас с победой. Скоро я надеюсь прилететь к вам на своем крылатом, на котором написано «Месть Бариновых» и нарисовано десять звезд.
Это означает, что всего мною за Отечественную войну сбито в воздушных боях десять фашистских пиратов. Даю слово большевика-летчика, что отдам все свои силы и способности для дальнейшего укрепления нашей авиации, а если придется снова столкнуться в бою с врагами нашей Родины, то буду так же стойко драться за счастье великого советского народа, за дело партии Ленина».
Плавно пробежав по взлетной дорожке, легко оторвался от летного поля штурмовик «Месть Бариновых». Дважды Герой Советского Союза майор Георгий Паршин взял курс с одного из аэродромов Германии на Ленинград. Рука летчика спокойно лежала на штурвале. Под крыльями его самолета плыла земля, своя, советская, родная, освобожденная от чужеземного нашествия и уже набирающая силы для нового своего расцвета.
Земля, на которой утверждалось счастье человека. И он призван был оберегать это счастье.
В 1956 году Георгий Михайлович Паршин погиб при выполнении задания.
Георгий Михайлович Паршин родился в 1916 г. в селе Сетуха Новосильского района Орловской области в семье крестьянина. По национальности русский. Член КПСС с 1942 г. В 1936 г. окончил школу инструкторов-летчиков ГВФ, а затем Высшую парашютную школу. Работал в Гражданском воздушном флоте, жил в Москве. В Советской Армии с 1941 г. В годы Великой Отечественной войны Георгий Михайлович Паршин воевал на Западном, Северо-Кавказском, Ленинградском и 3-м Белорусском фронтах. Был командиром звена, эскадрильи, штурманом, а затем командиром авиаполка. Совершил 253 боевых вылета. 19 августа 1944 г. ему присвоено звание Героя Советского Союза. 19 апреля 1945 г. он удостоен второй медали «Золотая Звезда». В 1946 г. майор Г. М. Паршин уволился в запас по болезни. По выздоровлении он работал в Гражданском воздушном флоте, а затем летчиком-испытателем. В 1956 г. Георгий Михайлович Паршин погиб при выполнении задания.
Среди двадцати пяти летчиков-штурмовиков, дважды удостоенных в годы Великой Отечественной войны звания Героя Советского Союза, есть имя москвича Георгия Михайловича Паршина. На второй день войны его, тогда летчика-инструктора Центрального аэроклуба имени В. П. Чкалова, Химкинский райвоенкомат направил в один из авиационных полков Московского военного округа. В строю воздушных бойцов спортсмен авиатор с честью прошел через многие сражения, громил гитлеровских захватчиков на полях Подмосковья, на берегах Терека и Кубани, Невы и Нарвы, Немана и Вислы. И, словно вехи ратного пути, на его груди рядом с многочисленными орденами светились медали «За оборону Москвы», «За оборону Ленинграда», «За оборону Кавказа», «За взятие Кенигсберга». Завидная военная биография!
С небом Георгий Паршин, деревенский паренек с Орловщины, с земель, близких к знаменитым тургеневским местам на речке Зуше, породнился двадцатилетним юношей и летал ровно два десятка лет - до безвременной гибели на посту летчика-испытателя. Когда в июне сорок первого он прибыл в авиаполк, ему, казалось, сразу дадут самолет, направят на фронт. Еще бы, за плечами несколько лет инструкторской работы в аэроклубах, среди других летных документов - диплом Московской высшей парашютной школы! Словом, далеко не новичок в воздушном флоте. И кому, как не ему, одному из первых вступить в бой с врагом! Но до этого было еще далеко. Авиатор-спортсмен был направлен на переподготовку. Предстояло освоить новый самолет «Ильюшин-2», изучить тактику воздушного боя, овладеть оружием штурмовика.
Трудными были для Георгия Паршина лето и осень сорок первого. Всей душой рвался на фронт, не терпелось сразиться с врагом, нагло вторгшимся в нашу страну. Знал, что с гитлеровцами уже дрались братья - Алексей, Семен и Владимир. Когда же придет наконец его черед? Особенно невыносимо стало на сердце, когда узнал, что наши войска оставили Орел. Наверное, и в родную Сетуху ворвались гитлеровцы? Что-то сталось с родителями, с односельчанами? И только потом, когда враг был изгнан с Орловщины, узнал: мать Мария Яковлевна погибла в сорок втором, а отец Михаил Федорович скончался через год на руках товарищей-партизан...
Новый грозный самолет - «летающий танк» - был освоен. Георгию Паршину повезло: он попал в Московскую зону обороны, в штурмовой полк Андрея Витрука, известного авиационного командира, ставшего вскоре Героем Советского Союза, а позже и Народным Героем Югославии. Молодому штурмовику было у кого поучиться. Георгий Невкипелый, Дмитрий Болгов, Сергей Тужилков и другие не раз отличались в боях за Москву. Это были мастера ударов по боевым порядкам пехоты и танков противника, его артиллерийским позициям, аэродромам и штабам. Герои битвы за Москву быстро ввели молодого однополчанина в боевой строй, научили точно поражать наземные цели, маневрировать в зоне зенитного огня, умело отражать атаки вражеских истребителей.
В те дни мне приходилось видеть, как «ильюшины», взвихривая снег, на бреющем полете устремлялись на вражеские позиции. Среди них была и машина Георгия Паршина. Пока только ведомого, который должен строго следовать за ведущим, наращивать своим бортовым огнем его атаки, быть надежным щитом командира. В суровом зимнем небе Подмосковья, гремевшего решительным контрнаступлением наших войск, происходило боевое становление будущего вожака штурмовиков, закалялся его характер, росло летное мастерство, оттачивались тактические навыки. И если в исторической Московской битве занялась заря всех будущих побед Советской Армии, то и для Георгия Паршина огненная купель сражавшегося Подмосковья заложила прочную основу будущих успехов летчика-штурмовика.
Почти весь труднейший сорок второй год провел он на разных участках Западного и Калининского фронтов. От вылета к вылету крепла уверенность в своих силах. Прежние богатые летные навыки, приумноженные боевым опытом, быстро выдвинули Георгия Паршина из ведомых летчиков в командиры - сначала пары, затем звена. Худощавый, небольшого роста, всегда подвижный авиатор полюбился в полку своим неунывающим характером, готовностью к выполнению любых заданий. Полковая партийная организация приняла его в ряды коммунистов.
Всей жизнью постараюсь оправдать это высокое доверие,- взволнованно произнес летчик, когда ему вручили партийный билет. Слова эти, торжественно прозвучавшие на полевом аэродроме, возле самолета, были сказаны искренне, от души. Коммунист Паршин оставался верен им всю жизнь.
Когда развернулось грандиозное наступление Советской Армии под Сталинградом и на Северном Кавказе, полк, в котором служил Георгий Паршин, перебазировался на юг. И снова жестокие схватки с врагом, ежедневные удары по его колоннам, откатывавшимся под напором наших войск с Кавказа. Освобождение Ставропольщины, Майкопа, Краснодара, бои под Новороссийском. И первые ордена - Отечественной войны и Красного Знамени. С ними в апреле сорок третьего Георгий Паршин и уехал с Северо-Кавказского фронта на курсы усовершенствования командного состава.
Там собралось немало летчиков со всех фронтов. На боевом счету многих, как и у Георгия Паршина, более чем по сотне вылетов. Коллективный опыт, творческая мысль фронтовиков рождали новые тактические приемы штурмовых атак, тесного взаимодействия с наземными войсками, борьбы с воздушным противником. Каждый щедро делился с товарищами по учебе своими мыслями и наблюдениями.
Не пришлось Георгию Паршину сразиться с фашистской нечистью на Курской дуге за освобождение родной Орловщины. Военная судьба привела его, командира эскадрильи, после курсов на Ленинградский фронт в 943-й полк штурмовиков. Именно здесь, в этой части, во всю ширь расправились крылья будущего дважды Героя.
Новый комэск появился на полевой посадочной площадке под Ленинградом, когда уже миновали самые страшные для его жителей блокадные дни и ночи. Еще зимой отгремела операция «Искра», в ходе которой войска Ленинградского и Волховского фронтов, прорвав блокаду, соединились на торфяниках Приладожского плацдарма. Полку, куда прибыл Георгий Паршин, довелось участвовать в тех боях. О них ему рассказали однополчане. А когда выдался свободный день, познакомили и с городом Ленина. Товарищи провели его к Смольному. Вместе с ними побывал он у Зимнего дворца, у шефов - рабочих-кировцев. На Неве стояли корабли Балтфлота, в скверах расположились зенитные батареи. Красавец Ленинград был прикрыт масксетями, закамуфлирован. Город бережно оберегал мешками с песком неповторимую бронзу известных миру памятников. Но особое впечатление оставляли люди - героические ленинградцы, стойко переносившие все тяготы жизни и работы в сражавшемся городе-фронте. Комэск видел, как храбро вели они себя и на Васильевском острове, и на Петроградской стороне, и возле Нарвской заставы, когда враг неожиданно обрушивал на город артиллерийский огонь, как под разрывами снарядов падали женщины, старики, дети. И тем яростнее становились атаки наших штурмовиков.
В уничтожении дальнобойных орудий врага, в подавлении их немалую роль играли летчики-штурмовики. Комэск Георгий Паршин быстро зарекомендовал себя и в полку, и во всей штурмовой дивизии подлинным мастером ударов по артиллерийским позициям. Тщательно изучив районы основных артиллерийских группировок гитлеровцев, он всегда точно выводил самолеты на цель, первым наносил неотразимый удар «эресами», бомбами, пушечным огнем. А затем - стремительная атака ведомых. Проходили считанные секунды, и штурмовики, оставляя за собой разгромленную батарею противника, скрывались за лесом.
В полную силу командирский талант Георгия Паршина проявился в январские дни сорок четвертого, когда на Пулковских высотах и под Ораниенбаумом загрохотала канонада наступающих войск Ленинградского фронта. Пришло время окончательного разгрома вражеской группировки. Автору этих строк довелось видеть, как неутомимая советская пехота и храбрые танкисты, поддерживаемые огнем артиллерии и ударами с воздуха, взломали «северный вал» гитлеровцев, устремились к Пушкину, Красному Селу, Гатчине, а затем - на Лугу и Кингисепп. Над полем боя, над дорогами наступления, прорезая туман и снегопад, проносились самолеты. По отличительным знакам на их фюзеляжах можно было определить - это «ильюшины» 277-й дивизии. Уже в первый день операции ее летчики в весьма сложных условиях погоды нанесли сосредоточенный удар по вражеской артиллерии, а затем, расчищая путь пехоте и танкам, подвергли непрерывным атакам огневые средства и живую силу противника в главной полосе обороны. В последующие три дня группы самолетов, так же непрерывно находясь над полем боя, обеспечивали продвижение наших танков. Штурмовики под командованием комэска старшего лейтенанта Георгия Паршина находились над полем боя до 35 минут, совершали до шести заходов на цель. Тридцать пять минут на бреющем полете, под прицелом вражеских зениток - это более двух тысяч секунд, каждая из которых могла стать смертельной. Какой смелостью, выдержкой и подлинным мастерством надо было обладать, чтобы в сплошной свинцовой круговерти шесть раз заходить на цели, метко поражать их сокрушительным огнем!
В ясный, морозный вечер 27 января затемненный по-фронтовому Ленинград озарился орудийными вспышками, лучами прожекторов, фейерверками ракет. На Марсовом поле, у Кировского моста, подле Ростральных колонн гремели залпы салюта в честь победы, одержанной войсками Ленинградского фронта, прорвавшими сильно укрепленную, долговременную, глубоко эшелонированную оборону гитлеровцев. «Решена задача исторической важности,- звучал по радио приказ Военного совета фронта,- Ленинград полностью освобожден от вражеской блокады и варварских обстрелов противника».
Навсегда в памяти сохранится тот поистине звездный вечер, которого ленинградцы ждали около двух с половиной лет. Каким молодым блеском горели глаза мужчин и женщин! Незнакомые люди обнимались на улицах и площадях ликовавшего города. С полевой посадочной площадки, где в земляных укрытиях стояли «ильюшины» 943-го полка, было хорошо видно победное зарево салюта, вставшее над Ленинградом. Любуясь им, летчики поздравляли друг друга со знаменательным событием. У Георгия Паршина радость вдвойне - только что на аэродром пришла телефонограмма: командующий 13-й воздушной армией генерал С. Д. Рыбальченко подписал приказ о награждении его вторым орденом Красного Знамени.
Салют в честь орденоносца! - шутили товарищи.
Пушки салютуют всему нашему полку, дивизии, армии, фронту, всем ленинградцам! - серьезно отвечал он.
А с утра - снова в бой. И снова в полковом журнале боевых действий - краткие записи об успешно выполненных заданиях. Вскоре, однако, Георгию Паршину не повезло. Штурмовики наносили удар по группе вражеских танков. При выходе из атаки на «ильюшиных» набросилась шестерка «фокке-вульфов», выскочивших из-за низко нависших облаков.
Огонь! - скомандовал Паршин воздушному стрелку Бондаренко. Длинная пулеметная очередь - и головной истребитель врага, окутавшись дымом, рухнул на заснеженное поле.
Гитлеровцы, навязав штурмовикам воздушный бой, старались прежде всего вывести из строя командирскую машину. Еще один «фокке-вульф» почти вплотную приблизился к самолету комэска, но тут же был сбит меткой очередью Андрея Кизимы - закадычного друга Паршина. Вчера под Кингисеппом Георгий выручил товарища, прикрыл его подбитый зенитным огнем самолет. Сегодня Андрей выручил друга, смело отведя от него вражеский удар. Законы советского войскового товарищества свято соблюдались летчиками полка.
Спасибо! - только и успел крикнуть по радио Георгий, как его машину сильно тряхнуло. Острая боль обожгла лицо и правую руку. Был ранен и стрелок Бондаренко. «Ничего, лишь бы дотянуть до линии фронта, всего десяток километров»,- думал Паршин. Но самолет уже не подчинялся летчику: перебиты тросы руля глубины. Едкий дым заполнил кабину. «Ильюшин» падал на лес.
Деревья смягчили удар. Паршин и Бондаренко сумели выбраться из самолета. Едва они отбежали в сторону, как самолет, полыхнув желтоватым пламенем, взорвался. Проваливаясь в снежном насте, поддерживая друг друга, обожженные, раненые авиаторы побрели лесом, надеясь выйти к своим. И в самом деле повстречали наших разведчиков. А через некоторое время появились на своем аэродроме, где командирский экипаж уже перестали ждать: ведь взрыв упавшего на лес «ильюшина» видели многие летчики эскадрильи.
Новая машина, на которой теперь продолжал сражаться Георгий Паршин, была необычной. По ее левому борту шла крупная надпись: «За Ленинград», а по правому - «Месть Бариновых». Этот штурмовик построили на средства ленинградских медичек - Прасковьи Васильевны и ее дочери Евгении Петровны Бариновых. В письме командованию они просили передать самолет в руки самого храброго летчика. «Пусть не дает он покоя врагу ни в воздухе, ни на земле,- писали женщины.- Пусть освобождает от фашистских орд родную землю».
В годы Великой Отечественной войны Георгий Михайлович Паршин воевал на Западном, Северо-Кавказском, Ленинградском и 3-м Белорусском фронтах. Был командиром звена, эскадрильи, штурманом, а затем командиром авиаполка. Совершил 253 боевых вылета. 19 августа 1944 года ему присвоено звание Героя Советского Союза. 19 апреля 1945 года он удостоен второй медали «Золотая Звезда». Его боевые подвиги отмечены также многими орденами и медалями.
Георгий Михайлович Паршин родился в семье крестьянина. По национальности русский. Член КПСС с 1942 года. В 1936 году окончил школу инструкторов-летчиков ГВФ, а затем Высшую парашютную школу. Работал в Гражданском воздушном флоте. В Советской Армии с 1941 года.
В 1946 году майор Г. М. Паршин увол
ился в запас по болезни. По выздоровлении он работал в Гражданском воздушном флоте, а затем летчиком-испытателем.
Слава храброго и неутомимого летчика-штурмовика пришла к Георгию Паршину с первыми же его полетами на Ленинградском фронте.
На вид несколько старше своих лет, невысокий, стремите
льный, с размашистыми движениями, с золотым чубом, упрямо спадающим на лоб, казалось, он не мог существовать вне боя.
У меня свои счеты с гитлеровцами, - сказал как-то Паршин своим боевым друзьям. - Они сожгли мою деревню Сетуху под Орлом, спалили мой дом, выследили моего отца-партизана, расст
реляли его...
Но особенно острой болью и негодованием наполнялось сердце Георгия Паршина при мысли о том, что переносил осажденный Ленинград. Он, воин, близко видевший смерть на фронте, все же не мог без содрогания думать о тех пытках голода и холода, каким подвергались жители героического город
а, о ежедневных обстрелах Ленинграда вражескими минометными и артиллерийскими батареями.
Мы должны обнаружить и подавить огневые точки врага, - говорил Паршин летчикам своей эскадрильи, отправляясь на боевое задание в один из январских дней 1944 года.
Как всегда в минуты большого душевного
волнения, он произносил слова быстро и отрывисто. В ответ ему раздалось дружное:
Понятно!
По самолетам!
Паршин подошел к своему штурмовику. На этой машине, уже будучи командиром эскадрильи, воевал он на Северном Кавказе. На ней вот уже более полугода летал на Ленинградском фронте. О
н полюбил свой самолет за маневренность и прекрасное вооружение.
Взметая густые облака снежной пыли, штурмовики с ревом оторвались от земли. Паршин летел во главе эскадрильи. Все отчетливей очертания Ленинграда. И, всматриваясь в них, Паршин с особенной ясностью понимал, что, защищая Ленинград,
он защищает все, что дала ему, крестьянскому парнишке, революция. В заявлении о вступлении в партию, поданном в дни боев за Северный Кавказ, Георгий писал: «...если я не вернусь из боя, прошу считать меня коммунистом...» И сейчас он вновь и вновь чувствовал, что его сердце большевика, все искусство
летчика принадлежит его народу, Родине, партии.
Вот и Ленинград - белый, озаренный вспышками взрывов вражеских снарядов, но все такой же величественный, непобедимо прекрасный.
Отчетливо выделялись на горизонте пулковские высоты. Паршин вел эскадрилью на Пушкин, откуда, по данным службы наблю
дения, били дальнобойные батареи гитлеровцев. Скоро около самых крыльев самолетов замелькали огненные шары.
Линия фронта!
Самолеты набрали высоту. Легкие слоистые облака скрыли от летчиков землю. Паршин вывел эскадрилью из облаков над районом, где были расположены бившие по Ленинграду орудия
Ложбины, бугры - все покрыто снегом. Ничего не различить внизу. Но вдруг под самыми крыльями вспыхнула короткая молния. Орудие!
Приготовиться к атаке! - скомандовал Георгий своей эскадрилье.
Сквозь стекло кабины летчик видел надвигавшуюся на самолет белую, заснеженную землю. Его зорк
ий глаз ясно различил какой-то чуть темневший на снегу квадрат.
Быстрый нажим пальцев на маленькие светящиеся кнопки, и от самолета отделились снаряды и бомбы. Почти у самой земли Паршин вывел машину из пике и снова набрал высоту. Он повел эскадрилью в новую атаку, и только когда внизу, на месте
темного квадрата, заходили волны огня и дыма и бившая по Ленинграду фашистская «точка» замолкла, он подал команду:
Началось наступление на Ленинградском фронте. Паршин вел свою эскадрилью курсом Красное Село - Ропша. Густые снеговые облака прижимали самолеты к земле. Мокрый снег за
леплял стекла машин. Но и сквозь белесую мглу острый взгляд летчика различил цель - танки врага, обстреливавшие наши танки.
Заходим «тиграм» с тыла! - дал Паршин команду своим ведомым.
Он поймал в перекрестье прицела башню головного танка и, спикировав, сбросил на него первые бомбы. Паршин
сфотографировал самый большой костер, возникший на месте головного танка, и, вернувшись на свой аэродром, доложил командиру полка:
Цель уничтожена. Танки противника горят!
И когда командир ответил ему: «Передохни», - Георгий воскликнул:
Да какая же может быть передышка, когда такие
дела творятся?!
Паршин вылетел со своей эскадрильей на штурмовку немецких танков во второй, в третий, потом в четвертый и уже на рассвете нового дня - в пятый раз. Так летал он в первый день, так летал во все последующие дни наступления.
Наконец-то! - обрадованно воскликнул он, получив зад
ание уничтожить последние бьющие по Ленинграду батареи.
Враги нас не ожидают. Выходим из-за облаков! Атакуем с тыла! - звучал в шлемофонах летчиков его отрывистый, охрипший от перенапряжения голос.
Он первым ввел в пике свой штурмовик и сбросил бомбы на вражеские батареи.
- «Огонь 25!
», «Огонь 25!» - принял он по радио свои позывные.
Повторите заход! - услышал он команду.
Теперь снаряды гитлеровцев рвались около самых самолетов. Но Паршин, искусно лавируя между огненными шарами разрывов, повел своих штурмовиков на повторный заход.
Сделайте возможно больше атак! -
просила «земля».
И Георгий снова и снова вел свою группу в атаки...
Когда последние вражеские орудия превратились в груды металла, он вздохнул облегченно. В Красное Село входили советские танки.
А вечером в одной из загородных дач, где жили летчики, Георгий делился со своим другом Андре
ем Кизимой впечатлениями боевого дня.
Вот мы и наступаем, - говорил он. - Скоро я найду на Орловщине свою мать, а ты у себя на Украине - брата.
Непременно разыщем, - улыбался Андрей. Нет на свете дружбы крепче и беззаветней, чем дружба людей, вместе смотревших в лицо смертельной опасност
и. Такая беззаветная фронтовая дружба связывала Георгия Паршина с Андреем. Часто, когда тяжелые снеговые облака заметали небо и нельзя было даже представить себе, как можно вести в такую погоду самолет, Паршин и Кизима вместе вылетали на разведку. В одной из разведок, когда летчики уже закончили фот
ографирование вражеских укреплений под Кингисеппом, разорвавшийся зенитный снаряд пробил плоскость и хвост самолета Кизимы.
Держись ко мне ближе, Андрей, - крикнул ему по радио Паршин. - До линии фронта недалеко. Дотянем!
И два штурмовика, один невредимый, другой с перебитым крылом и повре
жденным хвостовым оперением, прижавшись друг к другу, словно связанные какими-то невидимыми нитями, летели через линию фронта... И там, где на их пути начинали рваться огненные шары вражеских снарядов, самолет Паршина прикрывал своим крылом раненую машину друга.
И вот новое утро, и оба командира
повели эскадрильи на штурмовку большой группы немецких танков. При выходе из атаки на них из-за облака выскочили шесть тупорылых немецких истребителей.
Отбивай «фоккеров»! - крикнул Паршин своему стрелку Бондаренко. И как бы в ответ на его команду в воздухе перевернулся и окутанный дымом поше
л к земле вражеский истребитель.
Все дальнейшее произошло молниеносно: на штурмовик Паршина ринулся другой истребитель, но в тот же миг на него обрушилась длинная пулеметная очередь штурмовика Кизимы.
Андрей! - узнал Паршин машину друга. - Спасибо! Выручил!
Второй «фокке-вульф», разлам
ываясь на части, летел к земле.
Паршин снова ударил по танкам. Самолет его сильно тряхнуло, и пулемет стрелка замолчал. Было ясно, что его штурмовик подбит.
Другой снаряд ударил по рулям управления. Острая боль обожгла лицо и правую руку Паршина.
Он с трудом перевел штурмовик в горизонтальный полет.
Только бы дотянуть до липни фронта. Всего десять километров, не больше. Но фашистские истребители упорно преследовали его. Рули управления уже не подчинялись летчику. Едкий дым окутал кабину, со страшной скоростью приближалась земля. Внизу ч
ернел лес...
Паршин не вернулся из полета. Но сама мысль о том, что он мог погибнуть, казалась в полку неправдоподобной, и ни командир, ни летчики не уходили до поздней ночи с летного поля, дожидаясь, что вот-вот Георгий прилетит.
Уже стемнело; техники замаскировали на ночь машины, а Паршина
и его стрелка Бондаренко не было.
В этот день полк получил несколько новых штурмовых машин. Одна из них особенно привлекла внимание летчиков. На правой стороне ее фюзеляжа крупными красными буквами была выведена надпись: «Месть Бариновых», на левой - «За Ленинград». Как сообщало командование, э
та машина была построена на средства двух ленинградок Бариновых - Прасковьи Васильевны и ее дочери Евгении Петровны - служащих одной из ленинградских поликлиник. Они внесли в Госбанк на постройку штурмовика имевшиеся у них сбережения. В письме в полк патриотки просили вручить этот штурмовик самому х
раброму летчику.
«Пусть летчик нашего самолета не забудет о мучениях, перенесенных нами, ленинградцами! - писали Бариновы. - Пусть не дает он врагу покоя ни в воздухе, ни на земле! Пусть освобождает от фашистских орд родную землю».
И мысли летчиков, читавших это письмо в землянке командного
пункта, вновь и вновь обращались к Паршину. Вот если бы он вернулся!..
Усталые, с окровавленными повязками на лицах, в ссадинах и ожогах вошли Паршин и Бондаренко в землянку КП.
Георгий! - воскликнул Кизима, бросившись к другу.
Спасибо тебе за сбитого «фоккера», а то, кто знает, може
т, и не вернулся бы... - сказал Паршин. И тотчас же зазвучал в землянке его отрывистый голос, рапортовавший командиру:
Наш подожженный немецкими истребителями штурмовик упал на лес. Деревья амортизировали удар. Мы успели выскочить! Самолет взорвался... Встретили в лесу разведчиков. Пошли с ним
и за «языком». Они нам помогли.
И, закончив рапорт, спросил командира:
На какой же машине я полечу завтра, товарищ майор?
Обсуждая вопрос, кому вручить штурмовик «Месть Бариновых», командование части остановило свой выбор на Георгии Михайловиче Паршине.
Летчик заканчивал осмотр нов
ой машины, когда по аэродрому пронеслась весть:
Приехали Бариновы! Приехали хозяйки самолета!
Вместе с командиром полка подошли они к самолету.
Товарищ майор, разрешите мне пролететь с ними над Ленинградом, - неожиданно для себя обратился Паршин к командиру.
Получив разрешение, Г
еоргий усадил Бариновых в кабину стрелка и так бережно, как только мог, оторвал штурмовик от земли. Он пролетел со своими пассажирками над серебристой излучиной Невы, над проспектами города. Потом развернул машину в сторону аэродрома и осторожно повел ее на посадку.
Вариновы провели весь день в
дружной семье летчиков.
Никогда ни одна машина не была так дорога Паршину, как эта. Она была для него символом неразрывной связи и единства народа со своей армией. Он попросил полкового художника нарисовать на левой стороне фюзеляжа, рядом с надписью «За Ленинград», контур Петропавловской крепос
ти и стрелу. На правой стороне, рядом с надписью «Месть Бариновых», - четыре красные звезды - счет сбитых им самолетов.
И хотя, как говорил Георгий, не всегда выпадает такой праздник штурмовику, чтоб вражеский самолет сбить, однако в первый же свой вылет на новом самолете, совершая «прогулку» на
разведку вражеского аэродрома, он увидел выскочивший из-под его крыла длинный самолет с синей свастикой на фюзеляже. Разведчик! Нажим на гашетки пулеметов и пушек, и самолет противника пошел к земле. В этот день на самолете «Месть Бариновых» появилась пятая красная звезда.
Эскадрилья Паршина вела непрерывные бои. Георгий отыскивал вражеские машины, танки, самоходные орудия и, пикируя на «цель», уничтожал ее. Он наносил удары по вражеским аэродромам именно тогда, когда там было больше всего самолетов. Не давая им взлетать, сбрасывал он св
ой разящий груз на летное поле врага до тех пор, пока оно не превращалось в бушующее море огня.
Паршин всегда появлялся там, где больше всего нужна была его помощь. На имя командира полка стали приходить телеграммы и письма от пехотинцев, артиллеристов, танкистов. Все они благодарили летчика Пар
шина за помощь в бою. «Мы узнаем его самолет с земли», - писали они.
В августе 1944 года, незадолго до Дня авиации, в жизни Паршина произошло огромное событие. Указом Президиума Верховного Совета СССР ему было присвоено звание Героя Советского Союза.
Ты понимаешь, Андрей! - говорил он, обн
имая Кизиму. - Ты понимаешь, что это для меня значит?! Меня теперь только пусти, я бы все главное фашистское логово раздолбал.
Он рвался в бой. Но получил строгий приказ командира полка - сутки отдыхать.
Уж если пошло на то, чтобы отдыхать, - сказал Паршин, - разрешите в Ленинград слетать,
товарищ командир!
Получив разрешение, он полетел в Ленинград.
Внимательно вглядываясь в черты города-героя, Паршин шел по чисто прибранным улицам, по Театральной площади, мимо поврежденного фашистской бомбой и уже стоящего в лесах здания Театра оперы и балета имени С. М. Кирова. Затем сверн
ул на проспект Маклина, нашел нужный ему дом, постучал в квартиру Бариновых.
Бариновы встретили его, словно родного. Долго беседовали они в тот вечер.
У меня есть две мечты, - говорил им Паршин. - Первая - долететь на вашем самолете до самого Берлина и рассчитаться с фашистами за все, что
перенесли ленинградцы.
А вторая?
Вернуться в Ленинград...
Наступление войск Ленинградского фронта становилось все стремительней. Теперь эскадрилья Георгия Паршина летала над городами, деревнями и хуторами Советской Эстонии.
Радио приносило на пункт управления боем голос Паршина:
Враг бежит. Подготовьте горючее для моей машины!
Слишком уж низко летаете, товарищ капитан! Верхушки деревьев в радиаторе машины привозите, - удивлялся старый техник, снимая с самолета Паршина березовые ветки.
С наслаждением раскуривая после ужина крепкую папиросу, Паршин стоял на кр
ыльце бревенчатого домика, в котором жили командиры эскадрилий. Подставив разгоряченное лицо свежему влажному ветру, смотрел он на белевшие неподалеку чуть освещенные луной избы эстонских крестьян.
Заново жить начинают. Хозяйство свое налаживают.
Внезапно со стороны аэродрома раздались сильн
ые залпы.
Таллин взят! Взят Таллин! - донесся до его слуха чей-то возбужденный голос. И одновременно кто-то сунул ему в руку письмо в большом самодельном конверте.
Он прочел его тут же при свете карманного фонарика.
«Мне построили новый дом вместо спаленного гитлеровцами. Когда же ты п
риедешь, сынок? Хотя бы на денек на родину вырвался», - писала Георгию мать.
И в ночи, озаренной вспышками праздничных ракет, он ясно увидел ее - сгорбленную, поседевшую, думающую о нем день и ночь, день и ночь... Видел свою деревню Сетуху такой, какой она была раньше, - с яблоневыми и грушевыми
садами, бревенчатыми избами, обнесенными свежевыкрашенными заборами, золотистые волны хлебов на колхозных полях...
Он пошел в свою комнату и на листке блокнота написал размашистым почерком:
«Погоди еще немного, мама. Сегодня мы взяли Таллин! Остались считанные часы, и освободим всю Эстонию.
Скоро я буду воевать в Германии. А там и домой».
На последний отбитый у гитлеровцев аэродром штурмовики сели прежде, чем команды обслуживания успели туда доставить горючее и боеприпасы.
Вот что, орлы! - подошел Паршин к своим летчикам. - Получен срочный приказ прикрыть наш десант при выса
дке на остров Даго!
На чем полетим? Нам даже машины заправить нечем! - заволновались летчики.
Ничего, - сказал уверенно Паршин, - Я уже договорился с командиром. Одну шестерку поведет Кизима, другую - я. Мы перельем остатки горючего из баков всех машин в наши самолеты. Заберем все оставш
иеся снаряды. Не страшно, что неполный комплект!..
Советские катера были уже в море, когда над ними появились две группы штурмовиков. И тотчас же с темневшего впереди острова Даго по катерам открыли огонь вражеские орудия. Около самых бортов, высоко вздыбив воду, разорвалось несколько снарядов.
Паршин и Кизима метнулись к острову и резко спикировали на две бившие по катерам батареи. Батареи смолкли.
Но Паршин знал, что, как только катера подойдут к острову, батареи вновь откроют по ним огонь. Чтобы обеспечить успех десанта, надо перехитрить врага.
Ставь свою шестерку в оборон
ительный круг. Я свою тоже поставлю, - сказал он по радио Кизиме. - Будем атаковать вхолостую. Снаряды беречь на крайний случай!
И две группы штурмовиков во главе со своими командирами закружились над позициями противника. Все круче пикируя на батареи, они совершали заход за заходом, парализуя в
олю врага стремительностью своих атак.
Лишь когда все десантники высадились на остров, на батареи врага обрушились последние снаряды советских штурмовиков.
В дни боев за освобождение Советской Эстонии майор Георгий Михайлович Паршин был назначен командиром полка. Паршин знал, какая огромная
ответственность ложилась на его плечи.
И он, летчик-коммунист, воспитанный большевистской партией, отдавал делу победы весь свой опыт, все свои силы.
Вместе с другими авиационными частями Ленинградского фронта штурмовики перелетели к границам Восточной Пруссии.
Бои шли в направлении Кени
гсберга. Паршин прорывался со своими летчиками сквозь заслоны гитлеровцев и, теряя счет атакам, штурмовал самые упорные «цели», уничтожал орудия, эшелоны, поджигал танки, пытавшиеся остановить движение советских войск.
В один из самых напряженных дней наступления он собрал командиров эскадрилий
на командном пункте.
Крупная немецкая группировка юго-западнее Кенигсберга прижата к морю нашими войсками, - разъяснял он летчикам новую задачу. - Мы должны помешать группировке перебраться в порт Пиллау. Вместе с артиллерией ударим по всем плавучим средствам. Предупреждаю, будем сбрасывать бо
мбы замедленного действия, чтобы не задело самолеты взрывной волной, летать будем низко.
Штурмовики подлетели к порту Розенберг, когда десятки барж, катеров, самодельных плотов и лодок отплыли из порта, стараясь добраться до косы в заливе Фриш-Гаф.
Атакуем головное судно, - приказал Паршин
своим штурмовикам, - Бьем бронебойными.
Выводя самолет из пике, видел, как бомбы проломили палубу. Значит, как только штурмовики повторят удар и наберут высоту, в трюмах произойдут взрывы.
Теперь на баржу! Бьем осколочными!
Новая серия бомб. Новый набор высоты. Новая цель - катер!
Долго отражалось в воде зарево от горящих катеров и барж.
В один из боевых вылетов в район Гольдапа был тяжело ранен Андрей Кизима. На маленьком учебном самолете Паршин увез своего друга в госпиталь в Каунас.
После лечения в госпитале по приказу командования Кизима должен был отправиться в
санаторий. Война для него кончалась. В госпитале, сидя около койки раненого друга, Паршин старался не выдавать своего волнения и без того огорченному Кизиме.
Да что ты расстраиваешься, Андрей, - утешал он друга. - Ведь ты войну не где-нибудь, а в Восточной Пруссии, в логове зверя, заканчиваешь
Вернувшись на аэродром, Паршин сразу же собрал летчиков кизимовской эскадрильи.
Вот что, орлы, - обратился он к ним, - вашему командиру надо лечиться и поправляться. А вам - громить врага так, как если бы он был с вами. В первый же боевой вылет я поведу на задание и вашу эскадрилью, вмес
те со своей.
Начинался штурм Кенигсберга.
Кенигсберг - оплот эсэсовцев - доживал свои последние часы. Гитлеровцы, окруженные со всех сторон советскими войсками, уже отрезанные от порта Пиллау, превратили в опорный пункт каждый дом. Они били из множества орудий по аэродромам, на которых тепер
ь базировались советские летчики, по наступавшей советской пехоте и танкам.
Искусно лавируя между трассами зенитного огня, Паршин пикировал на бившие по советским войскам орудия.
Он разрабатывал с командирами эскадрилий план выполнения очередного задания, когда его позвали к телефону.
Говорит начальник штаба дивизии. Сейчас получена телеграмма. Поздравляю с присвоением вам второй раз звания Героя Советского Союза! - услышал Паршин в телефонной трубке.
Служу Советскому Союзу! - ответил Георгий.
ля 1945 года, было присвоено звание Героя Советского Союза его другу Андрею Кизиме.
Наступил великий день победы над фашистской Германией.
Украсьте все самолеты живыми цветами, - приказал летчикам Паршин, - сегодня, в День Победы, мы совершим двухтысячный по счету вылет нашего полка.
ад городами Германии навстречу солнцу большим пеленгом летели штурмовики за своим командиром.
По команде «огонь» летчики нажимали кнопки бомбосбрасывателей, и с весеннего неба на улицы немецких городов падал многоцветный дождь листовок, в которых советское командование возвещало о полной капитул
яции гитлеровской Германии.
Маленький связной самолет доставил на аэродром почту и газеты. Развернув первомайский номер армейской газеты, Паршин увидел опубликованное там письмо Бариновых к нему.
«Дорогой Георгий Михайлович! Поздравляем Вас с большой наградой, - писали ленинградки. - Вы теперь
дважды Герой Советского Союза. Мы гордимся этим. Очень приятно, что, воюя на самолете «Месть Бариновых», Вы стали таким известным человеком. У нас в Ленинграде весна. Небо чистое, ни облачка, и солнце начинает припекать. Радостно смотреть, как расцветает наш Ленинград. На улицах уже не увидишь зако
лоченных досками и засыпанных песком витрин. Сегодня объявили, что отменяется светомаскировка и разрешается круглосуточное движение по городу в майские дни. Как засияет наш Ленинград, отражая в Неве столько огней!»
В тот вечер Паршин писал в Ленинград:
«Добрый день, дорогие хозяева моей любимой
машины, на которой я закончил битву с фашистской Германией. Я получил через «Боевую тревогу» ваше письмо. Очень вам благодарен.
За время войны я сделал 253 вылета на штурмовку, из них более 100 вылетов на подаренной вами машине, штурмовал крепости врага, жег танки, топил баржи, в воздушных боях
сбивал самолеты противника.
Поздравляю вас с победой. Скоро я надеюсь прилететь к вам на своем крылатом, на котором написано «Месть Бариновых» и нарисовано десять звезд.
Это означает, что всего мною за Отечественную войну сбито в воздушных боях десять фашистских пиратов. Даю слово большевик
а-летчика, что отдам все свои силы и способности для дальнейшего укрепления нашей авиации, а если придется снова столкнуться в бою с врагами нашей Родины, то буду так же стойко драться за счастье великого советского народа, за дело партии Ленина».
Плавно пробежав по взлетной дорожке, легко ото
рвался от летного поля штурмовик «Месть Бариновых». Дважды Герой Советского Союза майор Георгий Паршин взял курс с одного из аэродромов Германии на Ленинград. Рука летчика спокойно лежала на штурвале. Под крыльями его самолета плыла земля, своя, советская, родная, освобожденная от чужеземного нашест
23. 5. 1916 - 13. 3. 1956
Паршин Георгий Михайлович - командир авиаэскадрильи 943-го штурмового авиационного полка (277-я штурмовая авиационная дивизия, Ленинградский фронт), капитан.
Родился 10 (23) мая 1916 года в селе Сетуха ныне Залегощенского района Орловской области в семье крестьянина. Русский. Член ВКП(б)/КПСС с 1942 года. Работал слесарем на заводе. В 1936 году окончил Херсонскую школу лётчиков-инструкторов Гражданского Воздушного Флота, а затем Высшую парашютную школу. Работал лётчиком-инструктором в аэроклубах городов Днепропетровск, Чебоксары, Грозный.
В армии с 1941 года. В 1941 году - лётчик-инструктор 28-го запасного авиационного полка.
Участник Великой Отечественнойвойны с января 1942 года в должности лётчика 65-го штурмового авиационного полка (Центральный фронт). В декабре 1942-апреле 1943 - командир звена, заместитель командира авиационной эскадрильи 765-го штурмового авиационного полка (Северо-Кавказский фронт). В 1943 году окончил Липецкие курсы усовершенствования офицерского состава. С августа 1943 года - командир авиаэскадрильи 943-го штурмового авиационного полка (Ленинградский фронт).
За мужество и героизм, проявленные в боях с немецко-фашисткими захватчиками, командиру авиаэскадрильи 943-го штурмового авиационного полка капитану Паршину Георгию Михайловичу Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 августа 1944 года присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№4345).
На заключительном этапе войны был помощником командира по воздушно-стрелковой службе, штурманом и командиром 943-го штурмового авиационного полка (Ленинградский и 3-й Белорусский фронты). Всего за время войны выполнил 253 боевых вылета на штурмовике Ил-2 на штурмовку скоплений живой силы и техники противника, его экипаж сбил в воздушных боях 10 самолётов противника.
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1945 года командир 943-го штурмового авиационного полка майор Паршин Георгий Михайлович награждён второй медалью «Золотая Звезда» (№40).
После войны командовал полком в Ленинградском военном округе. С 1946 года - в запасе.
Работал лётчиком в транспортном отряде Министерства авиационной промышленности. В 1950-1951 годах - лётчик-испытатель авиазавода №30 (Москва); испытывал серийные бомбардировщики Ил-28. Катапультировался из аварийного Ил-28. С 1952 года - лётчик-испытатель Научно-испытательного института самолётного оборудования; занимался испытаниями различных систем и оборудования на самолётах.
Жил в Москве. Похоронен на Ваганьковском кладбище в Москве.
Награждён орденом Ленина (1944), 4 орденами Красного Знамени (1943, январь 1944, июль 1944, 1945), орденами Суворова 3-й степени (1945), Александра Невского (1944), Отечественной войны 1-й степени (1943), медалями, иностранным орденом.
Его именем названа улица в Москве. Бронзовый бюст установлен в посёлке Залегощь Орловской области. На доме, где он жил в Москве, установлена мемориальная доска.
